Ученые–фрики. Часть первая
По долгу телевизионной службы я регулярно сталкиваюсь с людьми, имя которым фрики от науки. Эти люди посвящают свою научную жизнь исследованию вещей странных и даже «лженаучных». Но в отличие от «петриков», стремящихся к освоению миллиардов, делают это абсолютно бескорыстно. Они верят в свои теории, которые на первый взгляд кажутся сумасшедшими, до последнего. И теории у них весьма увлекательные.
История первая. Человека создал секс (опровергая Дарвина)
Антрополог Виктор Тен в корне не согласен с теорией симиализма – происхождения человека от обезьяны.
Три основных постулата симиализма звучат примерно так:
1. Человек произошел от обезьяны.
2. Благодаря труду.
3. В тропических дебрях Африки.
Виктор Тен не согласен в корне и со всеми положениями. Он считает, что:
1. Человек произошел от дельфиноподобных существ.
2. Благодаря сексу.
3. В прибрежных зонах Евразии.
В ряде положений с Теном нельзя не согласиться. Так называемый «дарвинизм» уже давно стал догмой. Хотя на самом деле, он даже не «дарвинизм». Теорию происхождения человека от обезьяны выдвинул вообще не Дарвин, а вульгарный материалист Фохт, опираясь на внешнее сходство этих биологических видов. Дарвин к нему присоединился, причем не сразу.
И догмой этот «фохто-дарвинизм» стал в некоторой мере незаслуженно: как у симиализма, у этой «цепочки шагающих друг за другом уродов» (как назвала Бехтерева графическое изображение последовательности обезьяньих предков человека) масса недостатков.
Внешнее сходство для эволюции — ничто, за миллионы лет из мыши может вырасти слон, лишь бы подобные изменения были обоснованы эволюционной необходимостью. Однако у человека, по сравнению с обезьяной, есть некоторое количество особых признаков – эксклюзивов, появление которых очень трудно объяснить необходимостью приспособления к окружающей среде. Наоборот, с точки зрения эволюции и естественного отбора такие эксклюзивы вредны и опасны.
Вот некоторые из этих «эксклюзивов»:
1. Нос.
Нос любого сухопутного животного, в том числе и обезьяны, устроен так, что ноздри обращены вперед. Это нужно для того, чтобы нюхать воздух и чуять запах добычи или опасного хищника. При таком устройстве носа животное может нюхать воздух, не замедляя бега. А человеку, с его необычайно длинным носом, ноздри которого обращены вниз, чтобы понюхать воздух, нужно остановиться и задрать голову вверх, открывая потенциальным противникам беззащитную шею. Как эволюция могла допустить, что такой полезный обезьяний нос превратился в это человеческое эволюционное уродство? И для каких целей? У Тена есть ответ. Такая конструкция носа нужна для ныряния. В куполообразный нос с ноздрями обращенными вниз не затекает вода. Человек унаследовал свой нос от представителей водного мира.
2. Позвоночник и скелет.
У человека, по сравнению со всеми сухопутными животными аналогичной массы, например, с небольшими медведями, крупными козлами и с теми же самыми человекоподобными обезьянами, наблюдается 40% -ный недостаток костной основы. А внутреннее отверстие позвоночника человека больше, чем у любого сухопутного животного, но приблизительно соответствует аналогичному параметру для водных существ. С такой шаткой скелетной конструкцией человек мог бы жить в воде или на другой планете, где сила тяжести поменьше. Кстати, именно этот скелетный аргумент используют и сторонники инопланетного происхождения человека. Все наши хондрозы – тоже следствие того, что мы выбрались из воды на сушу.
3. Волосы.
Наши человеческие волосы – штука очень странная. Ни у одного животного, в том числе, и у обезьян, волосы такой длины на голове не растут. Вообще, для лесного зверя длинные волосы на голове – полная дичь: они цепляются за сучья, их нужно регулярно мыть, иначе в них заводятся паразиты. У водных существ, правда, волос тоже нет. Но хитрый антрополог Виктор Тен и тут выкрутился: первобытный предок человека, акродельфид, по его мнению, жил на границе сред. То есть, он дышал легкими, мог выйти на берег, а мог и в оду нырнуть. В общем, как современный человек. И волосы нужны ему были для мимикрии: стоит, допустим, стая акродельфидов на мелководье и ест свое обычное блюдо – моллюсков (кстати, взламывая раковины разработанной эволюцией специально для этих целей кистью руки с противостоящим большим пальцем). Тут летит хищная птица. Акродельфиды садятся в воду на корточки и легким движением руки выкидывают вперед свои длинные волосы. И вот уже вместо стайки зверушек – залив с водорослями. Птица в недоумении улетает восвояси. Есть объяснение и тому, что у женщин волосы растут лучше: особям женского пола нужно было прикрыть не только себя, но и ребенка. Именно поэтому лысые мужчины бывают, а лысые женщины нет. Эволюция их выбраковала.
Виктор Тен перечисляет два десятка подобных эксклюзивов человека, доставшихся ему по наследству от обитателей морей: подкожный жир, потливость, слабая терморегуляция, рессорообразная стопа (в то время, как обезьяны плоскостопы) и так далее.
Вот и спрашивается: зачем обезьяны, эти наши якобы предки, слезли с относительно безопасного яруса тропического леса? Ради хождения по земле на своих кривых, коротких, плоскостопых ножках? Видится маловероятным и эволюционно необоснованным.
По мнению Тена, обезьяны – это боковая и тупиковая ветвь эволюции. Те, кто сошел с пути очеловечивания. В общем, обезьяны нам конечно родственники, но не предки, а, скорее, троюродные братья.
А настоящим предком человека по мнению Виктора Тена является тот самый акродельфид. Когда начал усыхать покрывавший большую часть планеты океан Тетис, дельфиноподобные существа разделились по пристрастиям: дельфиниды остались жить в морях и стали предками дельфинов. Акродельфиды выбрались на сушу и стали людьми.
Котята, щенки, детеныши диких животных почти сразу поле рождения начинают сами передвигаться. А человеческий младенец ходить учится до года, иногда и более. Зато в воде младенец чувствует себя свободно с рождения. Это косвенно подтверждает теорию водного происхождения человека.
В пользу наличия у человека и дельфина общих предков говорит сходство зародышей на ранних стадиях эмбрионального развития. Зародыш дельфина – вылитый человеческий младенец, с ручками и ножками, которые пропадают только потом.
Дельфины любят людей и как правило не нападают на них, наоборот, защищают людей от акул, спасают тонущих, сопровождают корабли. Дельфины умны и имеют что-то вроде речи. И еще одно физиологическое сходство – способность к круглогодичному спариванию. Большинство животных спариваются сезонно: раз в полгода, в год, в пять лет. И только люди и дельфины хотят заниматься сексом каждый день.
Не последнюю роль в этой сексуальной гиперактивности сыграли моллюски. Моллюски считаются сильнейшим афродизиаком, и именно они были излюбленной пищей эволюционирующего человека.
Виктор Тен считает, что именно секс сыграл решающую роль в очеловечивании и социализации наших предков, в налаживании речевой коммуникации и т.д.
Человек эволюционировал как универсальное существо, которое может жить и в воде и на суше. Именно поэтому, несмотря на сухопутное преимущественное проживание человека, ряд «наследственных» водных признаков у него сохранился.
Самая занимательная часть теории Тена – зарождение сознания. Тут тоже не обошлось без дельфинов: у дельфина, как известно, два автономных мозга, которые «дежурят» по очереди, передавая друг другу «вахту». Это нужно, чтобы дельфин мог постоянно дышать легкими в воде. Когда имеющий два мозга акродельфид выбрался на сушу, ему уже не нужна была такая вахтовая режима, и оба мозга стали просыпаться одновременно. Естественно, такое синхронное пробуждение мозгов немедленно вызвало у акродельфидов состояние шизофрении. И из этого первобытного безумия как раз и произошло самосознании — как взгляд одного мозга со стороны на другой. Потом у людей один из мозгов победил, как правило, левый, и безумие прекратилось, оставив от себя лишь внутренний диалог.
Вот такая теория антропогенеза: из дельфина, при помощи секса и сквозь первобытную шизофрению, появился «венец творения» — человек.